Не делайте чужих ошибок!
Это письмо затронуло меня за живое. Здесь очень точно описано то, о чём я не раз задумывалась. Но дальше моих мыслей это не пошло.
Я не изменила своё отношение к жизни, к семье и детям. Я была постоянно занята, или просто так оправдывалась… перед всеми, перед самой собой.
А ведь можно и нужно жить по-другому. Прочитайте это письмо до конца. И начните жить настоящей жизнью, какой бы она ни была.
«Послушай, сын! Я произношу эти слова в то время, когда ты спишь. Твоя маленькая рука подложена под щечку, а вьющиеся белокурые волосы слиплись на влажном лбу.
Я один прокрался в твою комнату.
Несколько минут назад, когда я сидел в библиотеке и читал газету, на меня нахлынула тяжелая волна раскаяния.
Я пришел к твоей кроватке с сознанием своей вины.
Вот о чем я думал, сын. Я сорвал на тебе свое плохое настроение. Я выбранил тебя, когда ты одевался в школу. Я отчитал тебя, когда ты не почистил ботинки.
Я отчитал тебя, когда ты бросил что-то из своей одежды на пол. За завтраком я тоже к тебе придирался – ты пролил чай, ты жадно глотал пищу, ты положил локти на стол, ты слишком густо намазал хлеб маслом, а затем, когда ты отправился поиграть, а я торопился на поезд, ты улыбнулся, помахал мне рукой и крикнул: «До свидания, папа!».
Я же нахмурил брови и отвечал: «Распрями плечи!».
Затем, в конце дня, все началось снова. Идя по дороге домой, я заметил, как ты на коленях играл в шарики. На твоих чулках были дыры.
Я унизил тебя перед твоими товарищами, заставив идти домой впереди меня.
«Чулки дорого стоят, и если бы ты должен был их покупать за собственные деньги, ты был бы более аккуратным», — вообрази только, сын, что это говорил твой отец.
Помнишь, как ты вошел потом в библиотеку, где я читал? Робко, с болью во взгляде. Когда я мельком взглянул на тебя поверх газеты, раздраженный тем, что мне помешали, ты в нерешительности остановился у двери.
— Что тебе нужно? – резко спросил я.
Ты ничего не ответил, но порывисто бросился ко мне на колени, обнял за шею и поцеловал.
Твои ручки обняли меня с любовью, которую Бог вложил в твое сердце, и которую даже мое пренебрежительное отношение не смогло иссушить.
Затем ты ушел от меня ножками вверх по лестнице. Так вот, сын, вскоре после этого газета выскользнула из моих рук, и мною овладел ужасный, тошнотворный страх.
Что со мной сделала привычка – привычка придираться, распекать. Такова была моя награда за то, что ты, маленький мальчик. Нельзя сказать, что я не любил тебя.
Все дело в том, что я ожидал слишком многого от юности, и мерил тебя меркой своих собственных лет. В твоем характере так много прекрасного, доброго, искреннего.
Твое маленькое сердце столь же велико, как рассвет над далекими холмами. Это проявилось в твоем стихийном порыве, когда ты бросился ко мне, чтобы поцеловать меня перед отходом ко сну.
Ничто другое не имеет сегодня значения, сын.
Я пришел к твоей кроватке в темноте и, пристыженный, преклонил перед тобой колени. Это слабое искупление.
Я знаю, ты не понял бы этих вещей, если бы я сказал тебе их, когда ты проснешься.
Но завтра я буду настоящим отцом. Я буду дружить с тобой. Страдать, когда ты страдаешь и смеяться, когда ты смеешься.
Я прикушу свой язык, когда с него будет готово сорваться раздражительное слово.
Я постоянно буду повторять как заклинание: «Он ведь только мальчик. Маленький мальчик!». Боюсь, что я мысленно видел в тебе взрослого мужчину. Однако сейчас, когда я вижу тебя, сын, устало съежившегося в своей кроватке, я понимаю, что ты еще ребенок.
Еще вчера ты был на руках своей матери, и головка твоя лежала у нее на плече.
Я требовал многого. Слишком многого.»
Какие чувства вызвало у вас это письмо отца сыну?
**Источник
